Неточные совпадения
По небу, изголуба-темному, как будто исполинскою
кистью наляпаны были широкие полосы из розового
золота; изредка белели клоками легкие и прозрачные облака, и самый свежий, обольстительный, как морские волны, ветерок едва колыхался по верхушкам травы и чуть дотрогивался до щек.
Бурсаки вдруг преобразились: на них явились, вместо прежних запачканных сапогов, сафьянные красные, с серебряными подковами; шаровары шириною в Черное море, с тысячью складок и со сборами, перетянулись
золотым очкуром; [Очкур — шнурок, которым затягивали шаровары.] к очкуру прицеплены были длинные ремешки, с
кистями и прочими побрякушками, для трубки.
В теплом, приятном сумраке небольшой комнаты за столом у самовара сидела маленькая, гладко причесанная старушка в
золотых очках на остром, розовом носике; протянув Климу серую, обезьянью лапку, перевязанную у
кисти красной шерстинкой, она сказала, картавя, как девочка...
Другой подарил чернильницу с
золотыми украшениями, со всем прибором для письма, с тушью,
кистями, стопой бумаги и даже с восковыми раскрашенными свечами.
Многие деревья и предпочтительно таловые кусты пронизаны, протканы и живописно обвиты до самого верха цепкими побегами дикого хмеля и обвешаны сначала его зелеными листьями, похожими на виноградные листья, а потом палевыми,
золотыми шишками, похожими на виноградные
кисти, внутри которых таятся мелкие, круглые, горькие на вкус, хмельные семена.
С покрова парчового на гробе родителя, ночью, брат
кисти литые,
золотые, обрезал: «Они, дескать, эвона каких денег стоят».
Дивуется честной купец такому чуду чудному и такому диву дивному, и ходит он по палатам изукрашенным да любуется, а сам думает: «Хорошо бы теперь соснуть да всхрапнуть», — и видит, стоит перед ним кровать резная, из чистого
золота, на ножках хрустальныих, с пологом серебряным, с бахромою и
кистями жемчужными; пуховик на ней как гора лежит, пуху мягкого, лебяжьего.
Если комнаты описывать, то, по ее мнению, лучше всего было — богатые, убранные штофом и
золотом; если же природу, то какую-нибудь непременно восточную, — чтобы и фонтаны шумели, и пальмы росли, и виноград спускался
кистями; если охоту представлять, так интереснее всего — за тиграми или слонами, — но в произведении Вихрова ничего этого не было, а потому оно не столько не понравилось ей, сколько не заинтересовало ее.
Она положила на его правое плечо руку — а в свесившейся
кисти ее, на
золотой цепочке, надетой на большой палец, маленький перламутровый портмоне, который я ей подарил тогда. На крышке портмоне накладка, рисунок которой слишком мелок, сразу я не рассмотрел, зато обратила мое внимание брошка — сердце, пронзенное стрелой. То же самое было на портмоне.
Жемчужные запястья плотно стягивали у
кистей широкие рукава кафтана, небрежно подпоясанного малиновым шелковым кушаком с выпущенною в два конца
золотою бахромой, с заткнутыми по бокам узорными перчатками.
Ряд саней со свахами и родственниками жениха и невесты оканчивался толпою пеших и всадников, посреди которых красовался жених на белом коне, которого сбруя обвешана была разноцветными
кистями, а поводы заменялись медными цепями — роскошь, перенятая простолюдинами от знатных бояр, у которых эти цепи бывали не только из серебра, но даже нередко из чистого
золота.
У него маленький красивый рот, точно у девушки,
кисти рук — длинные, он вертит в живых пальцах
золотой цветок розы и, прижимая его к пухлым губам, закрывает глаза.
Он любил белолицых, черноглазых, красногубых хеттеянок за их яркую, но мгновенную красоту, которая так же рано и прелестно расцветает и так же быстро вянет, как цветок нарцисса; смуглых, высоких, пламенных филистимлянок с жесткими курчавыми волосами, носивших
золотые звенящие запястья на
кистях рук,
золотые обручи на плечах, а на обеих щиколотках широкие браслеты, соединенные тонкой цепочкой; нежных, маленьких, гибких аммореянок, сложенных без упрека, — их верность и покорность в любви вошли в пословицу; женщин из Ассирии, удлинявших красками свои глаза и вытравливавших синие звезды на лбу и на щеках; образованных, веселых и остроумных дочерей Сидона, умевших хорошо петь, танцевать, а также играть на арфах, лютнях и флейтах под аккомпанемент бубна; желтокожих египтянок, неутомимых в любви и безумных в ревности; сладострастных вавилонянок, у которых все тело под одеждой было гладко, как мрамор, потому что они особой пастой истребляли на нем волосы; дев Бактрии, красивших волосы и ногти в огненно-красный цвет и носивших шальвары; молчаливых, застенчивых моавитянок, у которых роскошные груди были прохладны в самые жаркие летние ночи; беспечных и расточительных аммонитянок с огненными волосами и с телом такой белизны, что оно светилось во тьме; хрупких голубоглазых женщин с льняными волосами и нежным запахом кожи, которых привозили с севера, через Баальбек, и язык которых был непонятен для всех живущих в Палестине.
К окну поспешно он садится,
Надев персидский архалук;
В устах его едва дымится
Узорный бисерный чубук.
На кудри мягкие надета
Ермолка вишневого цвета
С каймой и
кистью золотой,
Дар молдаванки молодой.
Сидит и смотрит он прилежно…
Вот, промелькнувши как во мгле,
Обрисовался на стекле
Головки милой профиль нежный;
Вот будто стукнуло окно…
Вот отворяется оно.
В углу, под образами, на высоком столе лежало тело умершей, на одеяле из синего бархата, убранном
золотою бахромою и
кистями.
Вот на кирпичном, ржавой жестью обитом мавзолее возвещается «прохожему», что тут погребен «верный, усердный раб церкви — удельный крестьянин такой-то, в двух жалованных из кабинета его императорского величества кафтанах, один кафтан с позументами, а другой с
золотым шитьем и таковыми ж
кистями». Бессознательно читает Петр Степаныч кладбищенские сказанья, читает, а сам ничего не понимает. Далеко его думы — там, на Каменном Вражке, в уютных горенках милой, ненаглядной Фленушки.
Кишенский был одет в роскошном шлафоре, подпоясанном дорогим шнуром с
кистями, и в туфлях не кимрской работы, а в дорогих,
золотом шитых, туфлях; в руках он держал тяжелую трость со слоновою ручкой и довольно острым стальным наконечником.
Она была обита бархатом и выложена
золотым галуном и
кистями.
Против хозяйки дома сидел с газетой хозяин, в черном потертом бархатном халате с синими отворотами и с таким же поясом, с
кистями. Но совершенно лишенный волос череп был прикрыт бархатной шапочкой, a на длинном хрящеватом породистом носу сидело
золотое пенсне, с помощью которого он читал газету, забыв, казалось, вовсе о стакане с остывшим чаем. По правую руку от старика сидела молодая барышня в какой-то небрежной распашной блузе, чернолицая, худенькая, с усталым лицом и тонкими губами.
А на руке у него женский
золотой браслет, который то поднимается к
кисти, то снова упадет и спрячется вниз за рукав.
Произнеся с горделивым достоинством эти слова, сановник взял на колени малиновый бархатный портфель с
золотым выпуклым вензелем и таким же
золотым замком, помещенным в поле орденской звезды. Затем он бережно ввел внутрь портфеля длинную
кисть своей старческой руки и еще бережнее извлек оттуда рукопись Фебуфиса, на верхнем краю которой шли три строки, написанные карандашом, довольно красивым, кругловатым почерком, с твердыми нажимами.